История познаваема. Кроме общей вереницы дат, имён и сражений она несёт и некоторый код, который поддаётся расшифровке, точнее интерпретации. Таким образом, определяет себя философия истории, которая складывает отдельные событийные пазлы в общую картинку – что же это такое было, и куда мы идём?
читать дальшеФранцузская, а затем и общеевропейская философия истории однажды осмыслила историю как прогресс, то есть поступательную смену общественных формаций, фаз и технологий: от меньших и худших к большим и лучшим, от низшего социального строя к высшему.
Пиком подобного прогрессивно-позитивистского подхода можно считать XIX – начало XX вв. Европейцы, благодаря технологиям промышленной революции, колонизировали весь мир, научились строить сложнейшие механизмы, гигантские заводы и корабли, проложили телеграфные линии из Великобритании в Америку и Индию, а железные дороги заметно сжали континенты, казавшиеся до того почти что бесконечными.
Прогресс стал религией интеллигенции, противостоя всем проявлениям мрака в человеческих умах. Наука считалась практически завершённой (за исключением «двух облачков на ясном небосводе классической физики», как выразился лорд Кельвин - отрицательного результата опыта Майкельсона-Морли и проблемы изучения абсолютного чёрного тела), но в то же время практически всесильной: нужно только немного подождать и она избавит человечество от всех предрассудков, страданий, войн и нужд.
Но из парочки физических «облачков» неожиданно выросли две грозные тучи (теория относительности и квантовая механика) и грянули бури XX века. Прогрессивные европейцы вдруг принялись промышленными методами и масштабами истреблять друг друга, применяя немыслимые средства: аэропланы, газы, танки, подводные лодки и морфий. Одни названия чего стоят: machine gun (пулемёт) – машинная конвейерная смерть, концентрационные лагеря – люди как материал, часто расходный.
Очаровательные иллюзии слишком многих образованных умных людей растворились в боевых химикатах. Европейское искусство ответило на массовое помешательство отрицанием признанных канонов и стандартов, цинизмом, уходом от единого дурного реализма в тысячи параллельных реальностей абстрактных экспериментов: экспрессионизм, футуризм, дадаизм, сюрреализм и т.п.
Что же случилось с парадигмой прогресса? Почему она так неожиданно рухнула на бирже человеческих ценностей? Что это была за коррекция после долгосрочного уверенного роста?
Илья Эренбург писал: «Наибольшая опасность для человечества проистекает из того обстоятельства, что научный прогресс опережает прогресс моральный». Но мы сейчас не будем ступать на зыбкую почву рассуждений о морали. Захар Оскотский ставит проблему чётче: «Рассогласование между нарастающей скоростью научного прогресса и медленным течением социальных процессов приспособления общества к новым научно-техническим состояниям».
Холодная война наглядно показала, сколько нас порой отделяло от окончательного планетарного самоубийства, каковы составляющие этого главного уравнения: растущие по экспоненте возможности техники и тот же самый человек.
Старое понимание прогресса пережило кризис. По словам Дмитрия Панченко, уже к концу 1960-х были обеспечены все юридические, политические, экономические и моральные предпосылки для того, чтобы жизненная программа, направленная на обретение счастья (pursuit of happiness), стала возможной для всех слоев, для всех граждан независимо от социального происхождения, расы и пола, причем не за счёт других народов, других членов сообщества, именуемого человеческим родом.
Голод перестал быть угрозой для любого вменяемого человека. Минимум медицинской помощи гарантирован каждому. Число людей, занятых физическим трудом, существенно сократилось; материальное положение и социальный статус людей физического труда, а также работников сферы обслуживания существенно улучшились. Бытовая техника, телевизор, автомобиль, отдых у моря – стали достоянием огромного числа семей. Химия выдала сотни новых бытовых
материалов. Любая домохозяйка начала использовать дома вещи, доступные ранее только королеве.
Вместе с тем нужно понимать, что массовость и единообразие – код индустриальной эпохи – дошли до возможного предела и уже начали отходить. Всемирно известный исследователь Элвин Тоффлер выделяет основные черты постепенно уходящей эпохи: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизации и централизация. Сконцентрированные в городах люди стандартно, массово воспитываются, получают стандартное массовое образование, живут и перемещаются по стандартному графику, производят стандартные синхронные трудовые операции и удовлетворяют стандартизованные потребности стандартными товарами и услугами в стандартных точках массового обслуживания, под централизованным бюрократическим управлением.
Итак, дело не в том, чтобы забыть про техническую сторону прогресса. Нужно даже себе до конца прояснить масштаб и скорость явлений прошлого: двигатель внутреннего сгорания, всеобщая электрификация – как это мощно и быстро повлияло на жизнь каждого. Радиолампа была изобретена Ли де Форестом в 1906 году, а спустя 20 лет в СССР уже все строили приёмники, были радиостанции, даже не смотря на такие социальные катаклизмы, как революция, война, голод. Если переложить тот рывок на сегодняшний день, то это примерно то же самое, как если бы в 1990 году только изобрели транзистор, а спустя 20 лет (т.е. сейчас) был бы всем известный Интернет, таким, каким мы его наблюдаем.
И НТП по-прежнему делает одни государства богатейшими уголками планеты, а другие, без его благословения, словно застывают во времени. Так, до нефтяной лихорадки середины XX века (4-й Кондратьевский цикл: производство автомобилей и других машин, химическая промышленность, нефтепереработка и двигатели внутреннего сгорания, массовое производство - вплоть до «энергетического кризиса») никто особо не интересовался арабскими землями. 5-й К-цикл (электронный) создал и развил знакомую нам сегодня передовую Юго-Восточную Азию. Будут и другие прорывы.
Но суть состоит в том, чтобы вспомнить про человека. В конце концов, именно человек – двигатель, спонсор, потребитель и, если что не так, жертва этого самого прогресса. Человек не может выйти за пределы своих физических возможностей, не может правильно пользоваться тем, чему он не научился, и помыслить мир дальше своего языка. А значит, ему есть куда прогрессировать, есть что развивать в себе.
Александр Розов замечает, что в промышленную эпоху элиты были заинтересованы в том, чтобы образование человека было однобоким. В аграрном обществе это вообще мало кого заботило, но, по мере прогресса технологий, превратилось в проблему. Власти были вынуждены постоянно решать сложную задачу: как дать производящему классу такое образование, чтобы в вопросах производства работник стал умным (осваивал сложную технику), а в социальных вопросах оставался неразумным ребёнком.
Власти прибегли к финансированию т.н. «творческой интеллигенции». Эти «инженеры человеческих душ», в отличие от технической интеллигенции, занимались не технологией производства, а оболваниванием производящего класса через разнообразные «фабрики грёз» и образы народного счастья. И вплоть до середины 1980-х годов в политических кругах бытовало убеждение, что подобная эксплуатация может продолжаться вечно: научный, художественный, информационный, образовательный работник должен встать к станку и точить нужную культуру, как гайки, в соответствии с установленной нормой выработки. Но специфика интеллектуального труда оказалась такова, что конвейера не получилось.
Мир изменился. Давно нет уже привычных марксистских классов: пролетариев, буржуа, аристократии. Есть только эконом-класс, бизнес-класс и премиум. Возникают и новые субъекты. Ученый, методолог, психолог, писатель и т.д. – все это когнитариат, как утверждает Александр Силаев. И много кого ещё можно назвать когнитариатом, но пока нет на сцене. Или кто занимается недоделанным вариантом дела, извращением миссии, скажем, многие журналисты. Это ведь тоже когнитариат, если выпрямить позвоночник. Но большинство лиц мы ещё просто не знаем, они только появятся.
Можно сказать так: менеджмент администрирует, когнитариат модерирует, учит и соблазняет. Влияет, не апеллируя к принуждению. Точнее, апеллируя, но не сильно. Так не сильно, как ещё не было. Как пример, можно посмотреть на «творческие союзы», «научные школы» и т.д. Там тоже давят, но более авторитетом, нежели анонимным чином и палкой с крюком. Там работают не жернова социальных машин по подавлению, унификации, подчинению, а что-то более тонкое.
Мир как школа, где учат тому, как учить. Не «экономической функции», ибо экономика отстраняется со всеми своими высшими ремесленными училищами, но влиянию на мир, вынесенный наконец в его «свободное время», о необходимости которого столь много говорилось. Имманентный круг замыкается: учить на мастеров того процесса, который и происходит сейчас. Образование способности образовывать. Такая школа, в пределе, распространяется на весь мир. И только за её границами находятся среды, поставленные на техническое обслуживание. Столовая, например, различные грани материального производства. Значимые не более, чем крестьяне, собирающие картофель, в развитом индустриале 20 века.
Проще говоря, физика, химия, кибернетика сотворили чудо – взрыв технологии, а вместе с ним и некоторую перемену восприятия жизни. Остаётся узнать, сотворят ли чудо (не столько в технологии, сколько в восприятии жизни) генетика, нейрология, медицина, социология, психология, когнитивные науки и практики? Состоится ли переход от производства вещей (индуст-реальности по Тоффлеру) – к производству людей (корявый термин, слишком машинный, потому что популярных подходящих авторов пока ещё нет, скорее уместен игровой термин «прокачка персонажей»)? Вот вопрос ближайшего будущего на несколько десятков лет. Родится ли хай-хьюм (высокие гуманитарные технологии), как когда-то родился хай-тек?
Многие современные открытия и тенденции можно попробовать оценить именно с позиций подготовки хай-хьюма.
Фантасты последнего крупного позитивистского рывка 1960-х много рассказывали про технологии XXI века, прогресс там рисовался удивительным: эпоха великих космических открытий (совершенно новые двигатели или вообще телепортация), бесконечная энергетика. Где это всё? XXI век пришёл, но нет ничего похожего. Космос также крайне далёк простому человеку, нефть по-прежнему самый ходовой товар. И, в целом, большинство населения ничего качественно нового относительно 1980-х годов не имеет.
Зато что мы имеем в наличии, чего никак не учли прозорливые фантасты? Интернет, мобильник у каждого. И то, и другое – мощнейшие инструменты коммуникации, общения, обсуждения. Мы строим социальные сети в он-лайне и офф-лайне, оцифровываем всё сущее, гоняем океанических размеров трафик – пока сами не знаем для чего. Сам интернет прошёл эпохи от общего зала ожидания 1.0, который потом завалили спамом и рекламой, до веб 2.0 - соцсетей, которые помогли создать фильтры от шума: теперь мы получаем информацию только от тех, кого сочтём нужными, и распространяем её только тем, кто нас счёл хорошим источником. Будет ещё и 3.0 и 4.0 – ещё более узкие, быстрые профессиональные кластеры. Мы что-то выстраиваем, некоторую сложную информационную структуру, с мгновенной обратной связью и широчайшим охватом.
Сегодняшняя мода на экономику (как полу-точную, полу-гуманитарную науку), мода на «продукты, бренды и проекты» (как полу-вещь, полу-миф) – явные черты переходного этапа. В то же время, термин «качество жизни» синтезировал практически все разномастные экономические
показатели в единую систему измерения. Дизайн окончательно породнил искусство и массы, ну или по крайней мере привил вкус, и тоже стал экономикой.
Медицина за последние десятилетия очень далеко шагнула вперёд. Всего за полвека мировая продолжительность жизни (в мире, подчеркну, вместе с Африкой и Азией) прибавила 10-15 лет. А страны с продолжительностью жизни в районе 60 лет из передовых стали аутсайдерами, ведь в передовых странах средняя ПЖ дошла до невиданных 80 лет. Не нужно быть футурологом, чтобы предположить, что биотехнологии в скором времени позволят этой цифре перевалить за 100 лет.
XXI станет веком перевёрнутой возрастной пирамиды: каждое следующее поколение будет меньше предыдущего – сейчас уже это очевидно во многих странах. Хотя ещё до середины столетия численность населения планеты продолжит увеличиваться по инерции. Но уже более трети стран нырнуло под линию воспроизводства за последние сорок лет, а в двадцать ближайших лет ожидается ещё столько же. Бэбибумов не будет уже, видимо, никогда. Сражаться с этим и призывать плодиться, как раньше - бессмысленно. Сам институт семьи претерпел серьёзнейшие изменения.
Население стабилизируется и начнёт плавно уменьшаться, постепенно прибавляя в возрасте. Уже сейчас медианный возраст большинства европейских стран, России, США и Японии – 37-44 года. То есть усреднённый современный человек более не подросток и не юноша с горящим взором, каким он был всю историю, а взрослый, причём с перспективой векового долгожителя, а это значит, что коллективная психика работает уже не как раньше, исповедуются иные ценности. Меньше революций, бунтов и порывов, больше порядка, спокойствия и определённости.
Как любят говорить чиновники, когда хотят произвести впечатление: «…на прошедшем совещании мы обрисовали суть проблемы, составили комиссию, наметили сроки, дождёмся результатов…» Мы с вами только что тоже достаточно обрисовали и наметили – подождём и мы своих результатов. Ведь будущее неизбежно.
Немчинов Денис. Прогресс и хай-хьюм. Как мир изменяет человека. svpressa.ru/blogs/article/31348/
читать дальшеФранцузская, а затем и общеевропейская философия истории однажды осмыслила историю как прогресс, то есть поступательную смену общественных формаций, фаз и технологий: от меньших и худших к большим и лучшим, от низшего социального строя к высшему.
Пиком подобного прогрессивно-позитивистского подхода можно считать XIX – начало XX вв. Европейцы, благодаря технологиям промышленной революции, колонизировали весь мир, научились строить сложнейшие механизмы, гигантские заводы и корабли, проложили телеграфные линии из Великобритании в Америку и Индию, а железные дороги заметно сжали континенты, казавшиеся до того почти что бесконечными.
Прогресс стал религией интеллигенции, противостоя всем проявлениям мрака в человеческих умах. Наука считалась практически завершённой (за исключением «двух облачков на ясном небосводе классической физики», как выразился лорд Кельвин - отрицательного результата опыта Майкельсона-Морли и проблемы изучения абсолютного чёрного тела), но в то же время практически всесильной: нужно только немного подождать и она избавит человечество от всех предрассудков, страданий, войн и нужд.
Но из парочки физических «облачков» неожиданно выросли две грозные тучи (теория относительности и квантовая механика) и грянули бури XX века. Прогрессивные европейцы вдруг принялись промышленными методами и масштабами истреблять друг друга, применяя немыслимые средства: аэропланы, газы, танки, подводные лодки и морфий. Одни названия чего стоят: machine gun (пулемёт) – машинная конвейерная смерть, концентрационные лагеря – люди как материал, часто расходный.
Очаровательные иллюзии слишком многих образованных умных людей растворились в боевых химикатах. Европейское искусство ответило на массовое помешательство отрицанием признанных канонов и стандартов, цинизмом, уходом от единого дурного реализма в тысячи параллельных реальностей абстрактных экспериментов: экспрессионизм, футуризм, дадаизм, сюрреализм и т.п.
Что же случилось с парадигмой прогресса? Почему она так неожиданно рухнула на бирже человеческих ценностей? Что это была за коррекция после долгосрочного уверенного роста?
Илья Эренбург писал: «Наибольшая опасность для человечества проистекает из того обстоятельства, что научный прогресс опережает прогресс моральный». Но мы сейчас не будем ступать на зыбкую почву рассуждений о морали. Захар Оскотский ставит проблему чётче: «Рассогласование между нарастающей скоростью научного прогресса и медленным течением социальных процессов приспособления общества к новым научно-техническим состояниям».
Холодная война наглядно показала, сколько нас порой отделяло от окончательного планетарного самоубийства, каковы составляющие этого главного уравнения: растущие по экспоненте возможности техники и тот же самый человек.
Старое понимание прогресса пережило кризис. По словам Дмитрия Панченко, уже к концу 1960-х были обеспечены все юридические, политические, экономические и моральные предпосылки для того, чтобы жизненная программа, направленная на обретение счастья (pursuit of happiness), стала возможной для всех слоев, для всех граждан независимо от социального происхождения, расы и пола, причем не за счёт других народов, других членов сообщества, именуемого человеческим родом.
Голод перестал быть угрозой для любого вменяемого человека. Минимум медицинской помощи гарантирован каждому. Число людей, занятых физическим трудом, существенно сократилось; материальное положение и социальный статус людей физического труда, а также работников сферы обслуживания существенно улучшились. Бытовая техника, телевизор, автомобиль, отдых у моря – стали достоянием огромного числа семей. Химия выдала сотни новых бытовых
материалов. Любая домохозяйка начала использовать дома вещи, доступные ранее только королеве.
Вместе с тем нужно понимать, что массовость и единообразие – код индустриальной эпохи – дошли до возможного предела и уже начали отходить. Всемирно известный исследователь Элвин Тоффлер выделяет основные черты постепенно уходящей эпохи: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизации и централизация. Сконцентрированные в городах люди стандартно, массово воспитываются, получают стандартное массовое образование, живут и перемещаются по стандартному графику, производят стандартные синхронные трудовые операции и удовлетворяют стандартизованные потребности стандартными товарами и услугами в стандартных точках массового обслуживания, под централизованным бюрократическим управлением.
Итак, дело не в том, чтобы забыть про техническую сторону прогресса. Нужно даже себе до конца прояснить масштаб и скорость явлений прошлого: двигатель внутреннего сгорания, всеобщая электрификация – как это мощно и быстро повлияло на жизнь каждого. Радиолампа была изобретена Ли де Форестом в 1906 году, а спустя 20 лет в СССР уже все строили приёмники, были радиостанции, даже не смотря на такие социальные катаклизмы, как революция, война, голод. Если переложить тот рывок на сегодняшний день, то это примерно то же самое, как если бы в 1990 году только изобрели транзистор, а спустя 20 лет (т.е. сейчас) был бы всем известный Интернет, таким, каким мы его наблюдаем.
И НТП по-прежнему делает одни государства богатейшими уголками планеты, а другие, без его благословения, словно застывают во времени. Так, до нефтяной лихорадки середины XX века (4-й Кондратьевский цикл: производство автомобилей и других машин, химическая промышленность, нефтепереработка и двигатели внутреннего сгорания, массовое производство - вплоть до «энергетического кризиса») никто особо не интересовался арабскими землями. 5-й К-цикл (электронный) создал и развил знакомую нам сегодня передовую Юго-Восточную Азию. Будут и другие прорывы.
Но суть состоит в том, чтобы вспомнить про человека. В конце концов, именно человек – двигатель, спонсор, потребитель и, если что не так, жертва этого самого прогресса. Человек не может выйти за пределы своих физических возможностей, не может правильно пользоваться тем, чему он не научился, и помыслить мир дальше своего языка. А значит, ему есть куда прогрессировать, есть что развивать в себе.
Александр Розов замечает, что в промышленную эпоху элиты были заинтересованы в том, чтобы образование человека было однобоким. В аграрном обществе это вообще мало кого заботило, но, по мере прогресса технологий, превратилось в проблему. Власти были вынуждены постоянно решать сложную задачу: как дать производящему классу такое образование, чтобы в вопросах производства работник стал умным (осваивал сложную технику), а в социальных вопросах оставался неразумным ребёнком.
Власти прибегли к финансированию т.н. «творческой интеллигенции». Эти «инженеры человеческих душ», в отличие от технической интеллигенции, занимались не технологией производства, а оболваниванием производящего класса через разнообразные «фабрики грёз» и образы народного счастья. И вплоть до середины 1980-х годов в политических кругах бытовало убеждение, что подобная эксплуатация может продолжаться вечно: научный, художественный, информационный, образовательный работник должен встать к станку и точить нужную культуру, как гайки, в соответствии с установленной нормой выработки. Но специфика интеллектуального труда оказалась такова, что конвейера не получилось.
Мир изменился. Давно нет уже привычных марксистских классов: пролетариев, буржуа, аристократии. Есть только эконом-класс, бизнес-класс и премиум. Возникают и новые субъекты. Ученый, методолог, психолог, писатель и т.д. – все это когнитариат, как утверждает Александр Силаев. И много кого ещё можно назвать когнитариатом, но пока нет на сцене. Или кто занимается недоделанным вариантом дела, извращением миссии, скажем, многие журналисты. Это ведь тоже когнитариат, если выпрямить позвоночник. Но большинство лиц мы ещё просто не знаем, они только появятся.
Можно сказать так: менеджмент администрирует, когнитариат модерирует, учит и соблазняет. Влияет, не апеллируя к принуждению. Точнее, апеллируя, но не сильно. Так не сильно, как ещё не было. Как пример, можно посмотреть на «творческие союзы», «научные школы» и т.д. Там тоже давят, но более авторитетом, нежели анонимным чином и палкой с крюком. Там работают не жернова социальных машин по подавлению, унификации, подчинению, а что-то более тонкое.
Мир как школа, где учат тому, как учить. Не «экономической функции», ибо экономика отстраняется со всеми своими высшими ремесленными училищами, но влиянию на мир, вынесенный наконец в его «свободное время», о необходимости которого столь много говорилось. Имманентный круг замыкается: учить на мастеров того процесса, который и происходит сейчас. Образование способности образовывать. Такая школа, в пределе, распространяется на весь мир. И только за её границами находятся среды, поставленные на техническое обслуживание. Столовая, например, различные грани материального производства. Значимые не более, чем крестьяне, собирающие картофель, в развитом индустриале 20 века.
Проще говоря, физика, химия, кибернетика сотворили чудо – взрыв технологии, а вместе с ним и некоторую перемену восприятия жизни. Остаётся узнать, сотворят ли чудо (не столько в технологии, сколько в восприятии жизни) генетика, нейрология, медицина, социология, психология, когнитивные науки и практики? Состоится ли переход от производства вещей (индуст-реальности по Тоффлеру) – к производству людей (корявый термин, слишком машинный, потому что популярных подходящих авторов пока ещё нет, скорее уместен игровой термин «прокачка персонажей»)? Вот вопрос ближайшего будущего на несколько десятков лет. Родится ли хай-хьюм (высокие гуманитарные технологии), как когда-то родился хай-тек?
Многие современные открытия и тенденции можно попробовать оценить именно с позиций подготовки хай-хьюма.
Фантасты последнего крупного позитивистского рывка 1960-х много рассказывали про технологии XXI века, прогресс там рисовался удивительным: эпоха великих космических открытий (совершенно новые двигатели или вообще телепортация), бесконечная энергетика. Где это всё? XXI век пришёл, но нет ничего похожего. Космос также крайне далёк простому человеку, нефть по-прежнему самый ходовой товар. И, в целом, большинство населения ничего качественно нового относительно 1980-х годов не имеет.
Зато что мы имеем в наличии, чего никак не учли прозорливые фантасты? Интернет, мобильник у каждого. И то, и другое – мощнейшие инструменты коммуникации, общения, обсуждения. Мы строим социальные сети в он-лайне и офф-лайне, оцифровываем всё сущее, гоняем океанических размеров трафик – пока сами не знаем для чего. Сам интернет прошёл эпохи от общего зала ожидания 1.0, который потом завалили спамом и рекламой, до веб 2.0 - соцсетей, которые помогли создать фильтры от шума: теперь мы получаем информацию только от тех, кого сочтём нужными, и распространяем её только тем, кто нас счёл хорошим источником. Будет ещё и 3.0 и 4.0 – ещё более узкие, быстрые профессиональные кластеры. Мы что-то выстраиваем, некоторую сложную информационную структуру, с мгновенной обратной связью и широчайшим охватом.
Сегодняшняя мода на экономику (как полу-точную, полу-гуманитарную науку), мода на «продукты, бренды и проекты» (как полу-вещь, полу-миф) – явные черты переходного этапа. В то же время, термин «качество жизни» синтезировал практически все разномастные экономические
показатели в единую систему измерения. Дизайн окончательно породнил искусство и массы, ну или по крайней мере привил вкус, и тоже стал экономикой.
Медицина за последние десятилетия очень далеко шагнула вперёд. Всего за полвека мировая продолжительность жизни (в мире, подчеркну, вместе с Африкой и Азией) прибавила 10-15 лет. А страны с продолжительностью жизни в районе 60 лет из передовых стали аутсайдерами, ведь в передовых странах средняя ПЖ дошла до невиданных 80 лет. Не нужно быть футурологом, чтобы предположить, что биотехнологии в скором времени позволят этой цифре перевалить за 100 лет.
XXI станет веком перевёрнутой возрастной пирамиды: каждое следующее поколение будет меньше предыдущего – сейчас уже это очевидно во многих странах. Хотя ещё до середины столетия численность населения планеты продолжит увеличиваться по инерции. Но уже более трети стран нырнуло под линию воспроизводства за последние сорок лет, а в двадцать ближайших лет ожидается ещё столько же. Бэбибумов не будет уже, видимо, никогда. Сражаться с этим и призывать плодиться, как раньше - бессмысленно. Сам институт семьи претерпел серьёзнейшие изменения.
Население стабилизируется и начнёт плавно уменьшаться, постепенно прибавляя в возрасте. Уже сейчас медианный возраст большинства европейских стран, России, США и Японии – 37-44 года. То есть усреднённый современный человек более не подросток и не юноша с горящим взором, каким он был всю историю, а взрослый, причём с перспективой векового долгожителя, а это значит, что коллективная психика работает уже не как раньше, исповедуются иные ценности. Меньше революций, бунтов и порывов, больше порядка, спокойствия и определённости.
Как любят говорить чиновники, когда хотят произвести впечатление: «…на прошедшем совещании мы обрисовали суть проблемы, составили комиссию, наметили сроки, дождёмся результатов…» Мы с вами только что тоже достаточно обрисовали и наметили – подождём и мы своих результатов. Ведь будущее неизбежно.
Немчинов Денис. Прогресс и хай-хьюм. Как мир изменяет человека. svpressa.ru/blogs/article/31348/
@темы: Утопия